Александр Сильницкий

В июне 1974 года к нам в Краснодар в гости на несколько дней приехала из Нью–Йорка двоюродная сестра моего отца Дорис Брайнин со своей дочкой Роной.

После приезда Дорис мы окончательно решили репатриироваться в Израиль. Наша семья (отец, мать, я и мой младший брат) подали в краснодарский ОВИР документы на выезд в Израиль. В этих документах мы указали, что хотим уехать в Израиль, потому что там живут наши родственники, которые выехали в Израиль из Польши. Другими словами, причина выезда - воссоединение семьи, что предусмотрено законом.

Несмотря на это, мы получили немедленный отказ на выезд в Израиль, без мотивирования причины.

Наша семья была одна из первых в Краснодаре, которая подала документы на выезд в Израиль. После этого нашу семью начали преследовать. Отца выгнали с работы, меня отчислили из Политехнического Института, а военкомат сразу начал присылать призывные повестки в Советскую армию. В связи с этим я решил уехать в Москву, чтобы избежать призыва в Советскую армию, а также для того, чтобы начать бороться за выезд нашей семьи в Израиль.

В Москве я жил у московских отказников и участвовал в демонстрациях протеста за свободный выезд советских евреев в Израиль. Я подписывал декларации за прекращение преследований евреев, желающих уехать на свою историческую Родину, участвовал в еврейских семинарах, проводившихся на частных квартирах. В августе 1975 года я получил свидетельство об израильском гражданстве, подписанное министром внутренних дел Израиля, доктором Иосифом Бургом. Такие же удостоверения получили все члены нашей семьи.

Всё это время я находился в розыске, а наша семья жила в беспросветном отказе и в состоянии непрекращающегося нервного напряжения. Сотрудники КГБ, пытаясь найти меня, часто посещали нашу квартиру в Краснодаре, чтобы заставить пойти служить в армию, по их поручению знакомые отца передавали ему угрозы, что если я не пойду в армию, меня отдадут под суд.

Мои родители часто ездили в Москву, чтобы встречаться со мной, и там они познакомились со всей славной плеядой многострадальных московских отказников семидесятых годов. Я общался с московскими отказниками, получая помощь, поддержку и одобрение. Среди них были Владимир Слепак, Натан Щаранский, Ида Нудель, Александр Лунц, Захар Тескер, Дина Бейлина, профессор Александр Лернер и другие.

Всё это время наша семья ждала визу на выезд в Израиль, и всё время мы получали отказ. Это время казалось нам вечностью.

В начале октября 1975 года моя мама написала мне письмо, и в нём сообщила число своего очередного приезда в Москву, чтобы повидаться со мной. Письмо было перехвачено КГБ и, как позже выяснилось, они следили за ней на протяжении всего пути, начиная от Краснодара и до момента нашей встречи в Москве 21 октября 1975 года на квартире у Захара Тескера.

Именно там, во время встречи с мамой, меня и арестовали. Можно себе представить состояние матери, когда на её глазах три мордоворота скручивают её сыну руки, выводят его из квартиры и вталкивают в автомобиль. И вся вина "преступника" состояла в том, что вместо того, чтобы служить Советскому Союзу, я захотел выехать в Израиль.

Суд надо мной происходил в Краснодаре. Я получил 2 года заключения в лагере общего режима "за отказ служить в Советской армии".

Этапы моего заключения и ссылки: тюрьма в Москве; тюрьма в Краснодаре; тюрьма в Свердловске; лагерь общего режима в Свердловске. После лагеря меня сослали в посёлок Высокогорный Хабаровского края, а оттуда отправили на «химию» в посёлок Белореченск Краснодарского края.

После суда надо мной краснодарский ОВИР дал нашей семье визы на выезд в Израиль. Мои родители и брат уезжали в Израиль с тяжестью и болью в сердце, с глубоким волнением за мою судьбу и здоровье, с чувством вины за всё, что со мной произошло. Это чувство вины объяснялось тем, что когда мы подавали документы на выезд, никто из нас не думал, что дело дойдёт до тюремного заключения кого-нибудь из нашей семьи.

В 1977 году я освободился, а 1 января 1979 года осуществил свою мечту и репатриировался в Израиль.