|
|
Воспоминания |
|
Главная cтраница |
База данных |
Воспоминания |
Наши интервью |
Узники Сиона |
Из истории еврейского движения |
Что писали о нас газеты |
Кто нам помогал |
Фото- альбом |
Хроника |
Пишите нам |
Еврей у себя домаЧасть 4Владимир ЛифшицУважаемый читатель, эта часть моих воспоминаний посвящена нашей жизни в Израиле. Написана она в период карантина эпидемии коронавируса, март-июнь 2020 года, когда я, как и все израильтяне, вынужден был безвылазно сидеть дома. Такое времяпрепровождение очень стимулирует к письму. Начинаем становиться израильтянами. В последний наш день в СССР, когда вся домашняя утварь была уже упакована и отправлена в Израиль, мы решили побаловать себя и впервые в жизни пообедать всей семьёй в ресторане. Ленинград очень большой город с большим количеством ресторанов. Мы обошли многие рестораны, но везде нам говорили, что обслуживают только иностранцев или просто, что мест нет. Проголодавшись совсем, мы купили в магазине рядом с нашим домом булочки с орехами и съели их прямо на улице под огромным плакатом в честь семидесятилетия советской власти. Такая последняя в СССР трапеза никак не повлияла на наше великолепное настроение. 1 ноября 1987 мы репатриировались в Израиль в следующем составе: мама Ани (74 года) , Аня (42 года), Боря (20 лет - в Израиле он сменил имя на Барух), Маша (12 лет) и я (46 лет). В Ленинградском аэропорту при вылете нам устроили тщательный внешний осмотр. Обнаружилось, что Машина брошка, которую ей подарила моя мама, из золота, и это запрещено к вывозу. Мы передали брошку друзьям, которые пришли проводить нас и стояли за загородкой. Затем меня отвели в отдельную комнату на личный обыск с раздеванием и тщательной проверкой всей одежды.. Оказалось, что ремень моих брюк был частью формы советских военнослужащих и запрещён к вывозу. Вдруг мужчина, молча сидевший в углу комнаты сказал : "Верните ему ремень, а то он на самолёт без брюк пойдёт". Ремень мне вернули, и на самолёт я шёл в брюках.
В Вене нас встречали Сара Осацки из кибуца Рамат Менаше и наш голландский адвокат с двумя журналистами. Журналисты забрали меня и вплоть до вылета в Израиль задавали мне вопросы. Сара взяла Машу и прошлась с ней по магазинам аэропорта. Под впечатлением от обилия свободно лежащих на прилавках товаров, которых она никогда не видела в советских магазинах, Маша сказала: "В СССР нам говорили, что всё для людей, а жизнь была убогой". Встреча в израильском аэропорту была очень тёплой и очень по-израильски, т.е. смесь торжественной церемонии с приветственными речами и вольной радости с массовыми танцами. Прямо в аэропорту нам дали израильские удостоверения личности, денежное пособие на первый месяц и направление в выбранный нами центр абсорбции в районе Гило Иерусалима. Виды по дороге нам очень понравились, кругом горы и вдруг на вершине одной из них белокаменный Иерусалим.
В центре абсорбции на нашу семью из пяти человек нам предложили трёхкомнатную квартиру на последнем этаже без лифта. Я возразил, что Аниной маме будет очень тяжело подниматься туда. Меня заверили, что это только до утра, а утром всё уладится. Тут какой-то внутренний голос подсказал мне один из основных израильских принципов: "Нет ничего более постоянного, чем временное", и я сказал, что мы подождём до утра прямо в офисе центра. Администратору эта идея почему-то не понравилась, и он сразу нашёл нам две квартирки на втором этаже. Утром следующего дня мы обнаружили, что в радости и суматохе встречи забыли один из чемоданов. Съездить за ним мы смогли только через неделю. В первый день к нам приходило много людей, с которыми мы переписывались из Ленинграда. Одним из них был Лёва Утевский, который предупредил, что вести себя мы должны хорошо, т.к. Б-г здесь очень близко. О жизни в центре абсорбции у нас остались очень хорошие воспоминания. Квартирки были маленькие, но оборудованные всем необходимым для жилья. В них были балконы, с которых открывался прекрасный вид на Иерусалим. Здесь же в центре были классы обучения ивриту, в которых учились вновь приехавшие из разных стран. Учителя были приветливы и доброжелательны. Они старались научить нас не только языку, но и пониманию страны. Последнее было для нас особенно важно, т.к. мы оказались в совершенно новом для нас мире. Вначале наши ощущения напоминали детство, всё нас удивляло: всегда голубое небо, разнообразие лиц и одежды людей, большое количество магазинов с разнообразием товаров и отсутствием очередей. Первые месяцы в стране были сплошным круговоротом праздника, проблем и очень напряжённой учёбы. Праздниками были встречи с разными людьми, которые из Израиля и других стран помогали нам и поддерживали нас в годы борьбы за право репатриации в Израиль. Кибуц Рамот Менаше прислал за нами машину, и мы провели в кибуце очень радостный для нас день. Кибуц подарил нам проездные билеты на все автобусы Израиля на полгода.. Это было серьёзной помощью, т.к. проезд был в то время для нас был весьма дорог. Для новых репатриантов организовывались экскурсии по Израилю, в которых мы видели много красивых мест и узнавали много интересного. Нравилась нам и учёба на курсе иврита. Оказалось, что изучение иврита может быть удовольствием даже для меня, для которого изучение любого иностранного языка всегда было проблемой.
Одновременно с этой радостью была постоянная необходимость решения ежедневных проблем. Нам нужно было на ходу быстро научиться, как открыть банковский счёт и как пользоваться им и кредитной карточкой - в СССР на момент нашего выезда ничего этого ещё не было. Система медицинского обслуживания в Израиле была совершенно другой, чем в СССР. Даже найти какое-либо учреждение по данному нам адресу часто оказывалось тяжёлой задачей. В Иерусалиме в конце 80-х на многих домах не были указаны номера, на перекрёстках названия улиц, а сами улицы по ходу своего продвижения меняли имена. На понимание израильской бюрократии нам понадобилось несколько лет. Все эти проблемы нам приходилось решать с очень плохим знанием иврита. Мы были в самом начале новой волны алии из СССР и поэтому большинство людей, к которым мы обращались, просто не понимали наших проблем. Очень важное для нас исключение составляли Боря и Дина Гиновкер. С Борей мы сверстники и оба выросли в смежных комнатах в коммунальной квартире, а с его женой Диной мы познакомились в Израиле. Они приехали на шесть лет раньше нас и казались нам совсем опытными израильтянами. Во многих случаях они просто брали нас, везли в своей машине туда, куда нам надо, и там говорили за нас. Из первых дней в Израиле мне запомнился один эпизод. Мы стояли у прилавка с сырами в магазине в центре Иерусалима. Мы не могли решить какой сыр купить, т. к. не могли найти где указаны их цены , которые были для нас тогда решающим фактором выбора. . Вдруг продавщица заговорила с нами по - русски. В 1987 г. это был очень редкий случай. Она объяснила, что цены написаны на доске на стене. Потом она спросила, когда мы приехали и сказала: "Полюбите эту страну. Если Вы не полюбите её, страна переживёт, но Вам будет тяжело в ней жить". Нам повезло, мы полюбили Израиль. С первых дней мы чувствовали, что это наш дом. Мы никогда не считали Израиль идеальной страной. Мы прекрасно видели её слабости и недостатки, но это был и есть наш дом. Иногда мы говорили о недостатках Израиля с учителями иврита. Учителя объясняли нам, что каждая волна приезжающих, решая свои проблемы, улучшает страну, и теперь наша очередь. Запомнилось мне ещё одно выражение, которое мы услышали в те дни: "Израиль свободная страна, здесь вы можете делать всё, что захотите, но за всё придётся платить". Когда мы приехали в Израиль, Маше было 12 лет. У неё хорошие способности к языкам. Иврит она учила ещё в СССР, сначала в одной с нами группе у Алика Зеличёнка, а потом самостоятельно по книгам и пластинкам с песнями, которые нам присылали из Израиля. Ей хватило пары месяцев в классах иврита для детей, чтобы подготовиться к учёбе в школе на иврите. Дина Гиновкер преподавала в одной из лучших школ Иерусалима и посоветовала Маше попытаться поступить в неё. Маша успешно сдала устроенные для неё вступительные экзамены и была принята в школу. Первые годы она была единственной недавно приехавшей из СССР в школе, и хорошее отношение к ней ребят и учителей помогли ей быстро освоиться. Когда в СССР Борю не приняли в советский ВУЗ из-за нашего желания уехать в Израиль, университет Беэр Шевы запросил его аттестат и на основании его заочно, ещё до нашего приезда зачислил Борю в число студентов. Параллельно то же самое сделал университет в г. Бостон в США. После нашего приезда в Израиль оба университета подтвердили свои решения. От предложения американского университета Боря отказался. Он добился того, что его зачислили на подготовительные курсы Иерусалимского Университета, хотя приём новых слушателей там давно закончился. Через несколько месяцев занятий на этих курсах Боря уехал в Беэр Шеву. В начале 1988 г. количество приезжающих из СССР репатриантов постепенно начало увеличиваться. Возникла необходимость в создании представительного органа, к мнению которого прислушивались бы как израильские власти, так и многочисленные еврейские организации за рубежом, желающие помочь нашей абсорбции. Таким органом стал Сионистский Форум, организованный в апреле 1988 года. Председателем Форума был Натан Щаранский, а в президиум Форума вошли несколько недавно приехавших узников сиона, в том числе и я, и активистов существовавшей ранее в Израиле общественной организации по связи с евреями СССР, которым было отказано в выезде в Израиль. С помощью средств, которые были пожертвованы Форуму разными людьми и организациями, мы организовали центры юридической и психологической помощи для новых репатриантов, поддержку приехавших художников и артистов, в том числе театра Гешер. Постепенно влияние на принимаемые решения начало концентрироваться в руках Щаранского, и роль Президиума Форума резко уменьшилась. Я вышел из Президиума. Первая работа в Израиле. Мы понимали, что основной проблемой нашей абсорбции в Израиле является поиск работы. Через два месяца после нашего приезда в центр абсорбции приехала представитель Министерства абсорбции. Она помогла нам составить наши трудовые биографии для поиска работы. Когда я написал, что ищу работу программиста, она сказала, что такой специальности в Израиле не требуется, и мне будет очень трудно найти работу. Поиском работы для нас занималось специальное подразделение в министерстве абсорбции. Сами мы читали объявления в газетах и при всех встречах с израильтянами старались заговорить о возможностях работы для нас и дать им, на всякий случай, наши трудовые биографии. Таким образом, Аня через несколько месяцев нашла работу в маленькой частной строительно-проектной конторе. Работала она там недолго, т.к. хозяин конторы неожиданно скончался и контора распалась. В Иерусалиме существуют только небольшие частные конторы строительного проектирования. Они набирают людей, когда появляются новые заказы, и увольняют их, когда количество заказов недостаточное. Аня работала в таких конторах. За 18 лет работы до пенсионного возраста она сменила четыре места работы. У меня было ещё одно дополнительное направление поиска работы. Каждому из узников Сиона и наиболее известных активистов алии взялся помочь в поисках работы кто-либо из депутатов Кнессета или видных в экономике страны людей. Таким человеком для меня был один из видных израильских менеджеров Бен Рабинович. По его рекомендации меня пригласили на интервью в вычислительный центр банка Хапоалим, одного из двух крупнейших в Израиле. Они направили меня на психотест, который, к счастью, можно было делать на английском. После психотеста они сообщили, что готовы меня принять и пригласили на встречу в отдел кадров. Когда работница отдела кадров назвала мне сумму предлагаемой зарплаты, я не смог скрыть своего удивления. По сравнению со стипендией первых месяцев эта сумма показалась мне нереально большой. Работница отдела кадров поняла моё удивление совершенно иначе и сразу стала говорить о надбавках к основной зарплате, которые они будут мне платить. Первой она назвала весьма значительную надбавку за машину. Когда я сказал, что у меня нет машины, она после консультации с кем-то по телефону, сказала, что мне будут платить эту надбавку и при отсутствии машины. То же самое произошло и с надбавками за телефон, которого у меня не было, и за газеты, которых я не выписывал. Позже я узнал, что такое формирование зарплаты называется Израблеф и весьма распространено в Израиле. Мне всё очень нравилось, но под конец она сказала, что обязательным условием моего найма является проживание в районе Тель Авива. Она сказала: “Мы не хотим работника. который каждый день должен будет спускаться и подниматься на семьсот с лишним метров по дороге на работу и с неё”. Это условие меня и всю семью очень расстроило. Мы очень хотели жить в Иерусалиме, но и отказаться от первого и такого хорошего предложения работы мы не могли. И опять нам очень повезло. Буквально через несколько дней меня пригласили на интервью в компьютерный отдел министерства финансов. Условия, которые они предложили, были намного хуже, и взять они меня соглашались только через компанию посредника, т. е. без зачисления в штат министерства и ,соответственно, . без всякой социальной защиты, но это была работа в Иерусалиме, и я с радостью согласился. Я начал работать 1 мая 1988 г. Первые месяцы я уставал на работе до состояния комка в горле. Весь мой программистский опыт в СССР ограничивался трёхдневными курсами и несколькими месяцами работы на оборудовании, которое отставало от Израиля на целое поколение. Даже работа с клавиатурой была для меня абсолютно не знакома, и поиск каждой буквы на ней занимал недопустимо много времени. Вначале я писал программы по составленным другими алгоритмам. Постепенно выяснилось, что я хорошо понимаю потребности экономистов, для которых мы создаём системы, даже в случае, когда сами они не могут их сформулировать, а иногда ещё и не осознают. Уже через несколько месяцев мне поручили полностью самостоятельно сделать систему. После того, как я полностью закончил вторую систему, и экономисты, работающие с этими системами, отозвались о них хорошо, мне в помощь выделили несколько программистов, тоже недавно приехавших из СССР. Объём работ, поручаемых нашей команде, рос, и мне разрешили принять на работу ещё несколько человек, опять же, как работников посреднической компании. К тому времени количество приезжающих увеличилось, и претендентов на каждое рабочее место было много. Мне было очень трудно решать, кому я должен отказать, и тогда я придумал формальные критерии и тесты отбора, которые свели к минимуму произвольность моего решения. Было два случая, когда я принял очень близких мне людей без всяких тестов. Я знал заранее, что они хорошие специалисты. У нас сложился очень хороший коллектив. Мы встречались семьями вне работы, устраивали пикники. Со временем большинство новых проектов в министерстве разрабатывалось нашими командами. Мне запомнился один эпизод. Раз в год отдел вместе с нами выезжал на двухдневную поездку по Израилю. Во время завтрака в одной из этих поездок я оказался за одним столом с начальником и несколькими штатными работниками отдела. Один из штатных работников вдруг спросил: "Владимир, почему ты берёшь на свои проекты только русских". Я хотел назвать нескольких коренных израильтян, участвующих в наших проектах, но не успел рта раскрыть. Ответил начальник отдела: "Потому что русских Владимир может заставить работать, а вас уже никто". Конечно, это было преувеличением, но в какой-то степени характеризовало отношение к нашей команде. В начале 80-х в Израиле довольно часто проводились всеобщие забастовки государственного и профсоюзного сектора экономики против приватизации. Участвовали в них и работники министерства финансов. К общим требованиям забастовки они добавляли требование уволить работников, нанятых через компании- посредники, т. е. нас. Мы отказались участвовать в этих забастовках. В дни забастовок мы приходили на работу очень рано, до того, как как у входа в здание выставлялся забастовочный пикет, и отказывались покинуть здание. Начиная с какой-то забастовки, к нам стали примыкать штатные сотрудники министерства, и постепенно министерство финансов перестало участвовать в забастовках. Квартира в Израиле Второй по важности проблемой для нас было приобретение квартиры. Откуда берутся деньги на покупку квартиры и как производится и оформляется сама покупка, всё это мы узнавали обрывками из самых разных и подчас взаимно противоречивых источников. Мне хотелось выяснить это как можно быстрее. Это было важно в первую очередь для моей мамы. которая уже несколько лет была больна лимфомой и согласилась репатриироваться в Израиль только после того, как мы обустроимся здесь. Разные чиновники говорили нам, что узники Сиона имеют какие-то права на государственные квартиры. Я написал письмо в министерство абсорбции с просьбой сообщить мне как можно скорее информацию о возможных для нас вариантах покупки квартиры.. Такое же письмо ещё раньше написал Володя Бродский, тоже узник Сиона. Ответ нам обещали через две недели, но мы не получили его и через месяц. Мы пришли в министерство к секретарю министра и попросили узнать, когда же мы получим ответ. Единственное, что она могла сказать, было: "Надо ждать". “Мы подождем здесь”- сказали мы, вошли в пустой кабинет министра и уселись там на диван. Позволить себе такое мы могли только в наши первые месяцы в Израиле, когда мы ещё не "остыли" от накала борьбы с властями в СССР. Почему министерство не вызвало полицию или хотя бы свою охрану, остаётся только догадываться. Через пару часов нам сказали, что министр не будет с нами разговаривать в "захваченном" нами кабинете, но назначает нам встречу через неделю, где ответит на все наши вопросы. На эту встречу мы пришли с жёнами и для моральной и языковой поддержки с Сарой Осацки из кибуца Рамот Менаше. Министр подтвердил, что мы имеем право на социальное жильё. Он также пояснил нам, что квартплата за это жильё растёт с ростом доходов семьи, и это жильё, как правило, предоставляется проблемным семьям, так что состояние квартир и соседи могут быть весьма разными. С другой стороны, он сказал, что евреи Австралии пожертвовали деньги для помощи узникам Сиона, и при покупке квартиры в частном секторе мы получим подарок десять тысяч долларов США. Мы решили покупать квартиру в частном секторе. Для покупки надо было взять в банке ипотечную ссуду, которая нам, как и всем новым репатриантам, давалась на льготных условиях. Как только мы начали работать и смогли взять эту ссуду ,мы занялись покупкой квартиры.
Свою первую квартиру мы купили в районе Неве Яаков в Иерусалиме. Квартиры в этом районе были сравнительно недорогие, т.к. дорога в центр города шла через большой и не всегда спокойный арабский район. Население района может характеризовать следующий эпизод. Как только мы въехали в квартиру, к нам пришли соседские девочки познакомиться с Машей. Они очень удивились, когда узнали, в какой школе она учится. "Там учатся только идиоты, т.к. там надо делать домашние уроки", - сказали они и ушли возмущённые. С приездом моей мамы мы смогли взять две льготные ипотечные ссуды на имена наших мам и купить на эти деньги одну маленькую квартирку для Аниной мамы в соседнем с нами доме. Потом мы эту квартиру продали и так смогли помочь нашим детям в покупке их квартир. Моя мама нуждалась в уходе и лечении, поэтому она жила с нами. Мы прожили в Неве Яакове двенадцать лет. К тому времени ушли в мир иной наши мамы, у Бори и Маши появились свои семьи, и мы решили сменить квартиру на меньшую, но в более дорогом районе. Мы продали квартиру в Неве Яакове и купили квартиру в районе Рамат Эшколь. Позже Машина семья купила квартиру в соседнем с нами районе Гиват Царфатит. Через несколько лет район Рамат Эшколь начал интенсивно заселяться ортодоксально религиозными евреями. Наша одежда, а иногда и привычки, например, смотреть телевизор по субботам, стали очень отличаться от того, к чему привыкли религиозные евреи нашего района. В конце концов, мы решили сменить квартиру и переехать в Гиват Царфатит. Мы довольны нашей квартирой с прекрасным видом на Старый город Иерусалима, в сравнительно тихом и удобном месте. Из наших окон видны окна Машиной квартиры. До Бориной семьи нам ехать полчаса на машине без необходимости проезжать через центр города. Мы надеемся, что наличие в нашем районе университета со студентками в шортах летом и в брюках зимой предотвратит превращение этого района в ортодоксально-религиозный.
Моё открытие Америки и немножко Швеции. Через месяц после нашего приезда в Израиль в Вашингтоне состоялась встреча Горбачёва с Рейганом. Одна из организаций американских евреев, боровшихся за право выезда евреев из СССР, попросила меня выступить на митингах в ряде городов США. Эта была моя первая поездка в США . Наша абсорбция в Израиле только начиналась, и мы были в большом напряжении. Пригласили меня одного, без Ани, поддержка которой могли бы мне очень сильно помочь. В любом случае, отказаться от этой поездки я не мог, т.к. ворота СССР всё ещё были закрыты. За несколько дней я пересёк Соединенные Штаты несколько раз. Каждый день я выступал на различных митингах и собраниях, в Вашингтоне встретился с сенатором Тедом Кеннеди и несколькими конгрессменами. Напряжённый режим и необходимость выступать и разговаривать на английском, подчас с несколькими людьми одновременно, изматывали меня. Усталость усиливалась тем, что ночевал я всегда в разных частных домах и вечером не мог уединиться и отдохнуть. Был такой момент в городе Вашингтон, что я вдруг потерял ощущение реальности. Мне стало казаться, что я нахожусь в лагере на Камчатке, и мне всё это снится. К счастью, в этот момент мне позвонил Даниэль Гроссман, бывший помощник консула США в Ленинграде, которого выдворили из СССР за помощь отказникам. Он понял ситуацию и отвёз меня в какое-то кафе, где мы традиционным российским способом, т. е. с помощью разговоров и водки постепенно возвратили меня в реальность. Вторая моя поездка в США состоялась через год. Она возникла неожиданно и организовалась очень быстро. Всё началось с того, что нас с Аней и других недавно приехавших отказников попросили сопровождать автобусы с американскими евреями, которые приехали для ознакомления с условиями абсорбции евреев из СССР в Израиле. По одному в каждый автобус. Кроме меня, в автобусе был представитель Сохнута и группа из человек 10 евреев из США. Целый день мы ездили по разным центрам абсорбции, и американцы разговаривали с вновь приехавшими и слушали наши комментарии и пояснения. В конце дня руководитель группы подошёл ко мне и рассказал, что их поездка - это подготовка к кампании сбора средств в США для абсорбции советских евреев. Он сказал, что через четыре дня в их городе состоится очень важная встреча по сбору средств, и они очень хотят, чтобы я выступил на этой встрече. На следующее утро они отвезли меня в американское посольство в е, где мне сразу сделали визу в США. Вечером мы уже летели в Нью-Йорк специальным самолётом, который привёз все эти группы. Я не помню название города, откуда была эта группа, только помню, что после пересадки в Нью-Йорке мы летели ещё три часа над Америкой. Кампанию по сбору средств организовывали штатные работники еврейского центра, а руководил ею доброволец, один из наиболее уважаемых евреев города. Выступать я должен был на второй день после приезда. Мне сказали, что это встреча состоятельных людей, и каждый пришедший на неё должен пожертвовать минимум 30 тысяч долларов. Но и время до встречи у меня не было свободным. Руководитель кампании попросил меня съездить с ним к одному еврею весьма преклонного возраста. Он объяснил, что этот человек очень богат, давно отошёл от всех дел и не ходит ни на какие встречи, но услышав о моём приезде, он захотел со мной встретиться. Когда мы вошли в дом, старик вдруг спросил меня по-русски, знаю ли я какое-то местечко на Украине, о котором у меня не было никакого понятия. Затем он спросил про какой-то городок рядом с этим местечком, о котором я тоже не знал. Он рассказал мне, как после его бар мицвы, но до революции 1917 г., он мальчиком бежал из этого местечка в Америку. Никто, включая его жену, русского не знал. Вдруг она прервала нас и сказала мужу по-английски с сильным идишским акцентом: "Хватит дурака валять. Ты поедешь завтра на эту встречу и дашь им денег. Я не хочу, чтобы приезжающие в Израиль прошли через то, через что мы прошли в Америке. И пусть они едут в Израиль, там они станут и будут евреями". Следующий эпизод произошёл утром в день встречи. Организатор кампании попросил меня съездить с ним к одному из ведущих адвокатов города. Это еврей, который много жертвует на разные проекты в Африке и даже на палестинцев, но никогда на Израиль, сказал он. Как только мы расположились в его шикарном кабинете, адвокат сразу заговорил резким тоном. Он долго рассказывал, что ему, как еврею, стыдно за то, что в Израиле евреи делают с арабами. Я не смог сдержаться и прервал его тирады словами: "Сейчас в СССР есть реальная угроза погромов. Очень вероятно, что польётся еврейская кровь, и многие из Ваших друзей арабов будут этому очень рады, а Вы?". После напряжённой тишины мы вежливо распрощались. Уже в машине я спросил руководителя кампании, насколько я испортил всё своим резким вопросом. Он рассмеялся и сказал, что адвокат предложил ему встретиться и определить, какую сумму он сможет пожертвовать. После этого я ещё трижды ездил по приглашению UJA, головной еврейской организации США. Собрания, на которых я выступал, были двух типов: собрание крупных жертвователей и массовые собрания. Собрания первого типа обычно проводились в частных домах, и на них присутствовало от 15 до 40 человек. После выступлений представителя общины и моего каждый участник вставал и говорил, сколько и почему он хочет пожертвовать. Обычно они рассказывали о том, как их родителям некуда было бежать от надвигающегося нацизма или о том, как им было трудно начинать в США. Иногда по ходу рассказа они обращались с вопросами и/или замечаниями ко мне. Мне понравилось объяснение одного участника такой встречи в Питтсбурге. Он встал и спросил у остальных участников: "Скажите, кто из вас выйдет на улицу после седера дома в кипе ? Кто из вас на всякий случай не имеет домик или квартирку в Израиле?" и закончил словами: "Жертвуя Израилю, мы жертвуем и на собственную безопасность". Собрания второго типа обычно проводились в больших залах реформистских синагог. Они состояли из выступлений и общего пения. Все виды собраний включали буфет, кофе и чай. Мне никогда никто не указывал, что я должен говорить, но всегда определяли продолжительность выступления, и это надо было строго соблюдать. Были и очень интересные личные встречи. Однажды хозяйка дома, в котором я ночевал, объяснила мне, почему многие американские евреи хотели, чтобы евреи из СССР ехали в США. "Среди многих американцев очень сильны антисемитские убеждения. Сейчас не принято их проявлять, но в любое время они могут выплеснуться наружу. Наше поколение готово к этому, т. к. мы помним рассказы родителей об антисемитизме 30-х годов. Мы стараемся держаться вместе в наших реформистских общинах, но нашим детям скучно в них. Мы знали, как вы там, в СССР, тяготеете к еврейству и надеялись, что приехав в США, вы войдёте в наши общины, будете свежей струёй, и за вами потянутся наши дети". Этого не произошло и всё больше американских евреев стали сторонниками выезда советских евреев в Израиль. У этой тенденции была и финансовая причина. С этой причиной я познакомился в 1990 г. в городе Сан Диего. Меня пригласили на бизнес-завтрак лидеров общины, в котором участвовала помощник госсекретаря США по вопросам беженцев. Она объяснила, что каждый беженец стоит бюджету страны в среднем $46 000. Поток евреев из СССР резко увеличился, а правительство не может увеличивать расходы на них. "Хотите ещё евреев беженцев, платите государству за каждого $46 000", - сказала она. Осенью 1989 года число евреев, получавших разрешение на репатриацию из СССР в Израиль, начало расти. Проблемой стала их доставка в Израиль, не было прямых полётов. Страны пересадки ограничивали число репатриантов и требовали большие деньги за якобы их охрану, хотя охрану мест пересадки осуществляли службы безопасности Израиля. Христиане евангелисты Швеции и Финляндии решили собрать деньги для финансирования репатриации советских евреев через Финляндию. Для сбора денег они организовали большое собрание в Стокгольме. Меня попросили выступить на нём. Я расспросил моих религиозных коллег в министерстве финансов, каковы конечные мотивы этих христиан и занимаются ли они обращением евреев в христианство. Мне объяснили, что они хотят приблизить второе пришествие Христа, которое, в соответствии с их толкованием Библии, наступит, когда все евреи соберутся в Израиле. Миссионерством они не занимаются, т. к. по их убеждению собраться в Израиле должны евреи, а не обращённые христиане. Они пригласили в Стокгольм нас с Аней, и мы с радостью согласились. Собрание проходило в огромном зале с большой сценой. Сбоку сцены стояла трибуна с нарисованным на ней крестом. Выступали религиозные лидеры общины, политические деятели и главный раввин Стокгольма. Мне выступать мешал крест, но выйти из-за трибуны было нельзя, так как на ней стоял микрофон. Облегчением для меня было выступление представителя христианского посольства в Иерусалиме. Он начал с выражения благодарности евреям, которые согласились выступать за этой трибуной. "Для нас с вами крест, это символ всепрощения и милосердия, а для них это символ преследования и погромов",- сказал он. Выступления перемежались концертными номерами. Мне понравилась хореографическая сюита о судьбе евреев в России и их борьбе за отъезд. В Стокгольме нас нашла женщина, которая в 1986 г. привезла в Ленинград первую профессиональную ТВ команду сделать репортаж об отказниках. Она пригласила нас к себе на обед. Это была очень состоятельная еврейская семья. В 1987 г. она рискнула поехать снимать фильм об отказниках в СССР. Она знала, что за такое "вмешательство во внутренние дела" её могла сбить "случайная" машина или могли побить на улице "хулиганы". За обедом она рассказала, что при выезде из СССР у них отобрали все отснятые плёнки. Они их отдали, т.к. с собой они везли копии отснятых плёнок, а оригиналы одна из туристок уже отвезла в Швецию. Семья увеличивается
Учёба в университете у Бори не пошла. После третьего курса он ушёл из университета и пошёл служить в армию. Получать положенное ему освобождение по здоровью он не хотел. Как приехавший в 19 лет, Боря должен был служить в израильской армии 2.5 года. Ему зачли год, который он отслужил в советской армии, т.ч. он отслужил в израильской армии полтора года. Боря служил в артиллерии и был во всех горячих точках того времени: три месяца в Газе, три месяца учений на Голанах, три месяца в Ливане, где участвовал в боевой операции Израиля "Плата по счетам". В выходные дни во время службы он иногда навещал наших друзей по отказу. Во время одного из таких визитов в поселение Кдумим он познакомился со своей будущей женой Диной. Свадьба состоялась 1 июня 1993 года. Армия перевела Борю, как молодого супруга, в часть, расположенную близко к его дому. Такой частью оказалась лаборатория по ремонту армейских компьютеров. Там Боря приобрёл специальность компьютерного техника. После армии он пошёл работать по специальности. Благодаря большому интересу к компьютерам и способности быстро осваивать новое, через несколько лет он уже работал программистом. Сейчас Боря работает на хорошей должности в большой фирме в Иерусалиме. Почти каждую неделю он заезжает к нам домой пообщаться и пообедать. Дина закончила университет. Она работала в банке, потом окончила компьютерные курсы и вот уже много лет работает системным аналитиком по управлению банковскими базами данных. Вместе с четырьмя детьми и мамой Дины они живут в городе Модиин недалеко от Иерусалима. Маша после школы отслужила армию, затем поступила в университет по специальности психология детей дошкольного возраста. В 1996 году она вышла замуж за Мишу. Миша сейчас работает экскурсоводом по Израилю. У них четверо детей. Они живут на расстоянии нескольких метров от нас. Я написал о семьях Бори и Маши чрезвычайно коротко, т. к. надеюсь, что когда-нибудь, может быть, даже до их пенсии, они напишут свои собственные воспоминания. Рассказываю про экономику С корреспонденткой израильского радио на русском языке Эстер Карми мы познакомились заочно, когда ещё, узнав, что я начал работать в министерстве финансов, Эстер попросила меня приехать в радиостудию и рассказать по радио на русском языке о состоянии и новостях израильской экономики. Впоследствии я это делал регулярно. Эти мои радиокомментарии были полезны и для меня. Они стимулировали меня регулярно знакомиться с различными экономическими статьями на иврите. Это расширяло мой профессиональный кругозор и ускоряло освоение профессионального языка. Надеюсь, что своими комментариями я немножко помог абсорбции большой алии 90-х. Отсутствие базовых экономических знаний у большинства новых репатриантов существенно мешало им. Приведу один пример. Русскоязычными газетами раздувался необоснованный страх перед привязкой ипотечных ссуд к индексу цен. Люди боялись покупать квартиры. Понадобилось несколько лет для того, чтобы у вновь приехавших сформировалось понимание израильской экономики, достаточное для преодоления этого страха. Я надеюсь, что мои экономические передачи на русском языке помогли этому процессу. Когда люди поняли нелепость нагнетаемого русскоязычными газетами страха перед ипотечными ссудами, сразу многие семьи бросились покупать квартиры, и цены подскочили значительно выше экономически обоснованного уровня. Многие новые репатрианты в тот период купили квартиры по завышенным ценам. Только через год цены снизились, но многие семьи уже переплатили за купленные квартиры. После распада СССР страны бывшего советского блока стали интересоваться израильских опытом. Министерство иностранных дел Израиля организовывало курсы на русском языке для специалистов разных профессий из этих стран. Мне предложили читать на них лекции по экономике Израиля. Обычно мой курс длился от 8 до 16 часов, в зависимости от специализации группы. Я старался читать курс в виде диалога с группой, пытаясь по ходу лекций приспосабливаться к интересам слушателей. Диалог со слушателями и разговор с ними в перерывах позволяли мне следить за происходящим в разных странах бывшего советского блока. Я видел, как на этих курсах у многих слушателей меняется отношение к Израилю. За лекции на этих курсах платили, что было неплохим подспорьем для нашей семьи. В середине 90-х я участвовал в программе абсорбции молодёжи из СССР под названием "Первый дом в Израиле", организованной кибуцами. Я рассказывал о финансовой и экономической абсорбции в Израиле. Надеюсь, что эти лекции помогли юношам и девушкам быстрее освоиться в стране и избежать некоторых ошибок. В начале 2000-х все мои лекции в Израиле закончились. Израиль – Россия Мы приехали в Израиль в период, когда в СССР происходили значительные изменения, которые советское руководство назвало "Перестройка и демократизация". Многие израильтяне интересовались происходящим в СССР и расспрашивали нас об этом. В первую очередь их интересовало положение евреев. Мы рассказывали, что государственная антиизраильская пропаганда с сильным налётом антисемитизма уменьшилась. Вроде бы закончились и официальные ограничения на приём евреев на работу и в университеты. Неофициально большинство руководителей старалось их придерживаться, т.к. были уверены, что эти ограничения вернутся. Демократизация привела с собой всплеск народного антисемитизма. Организовывались различные общества, девизом которых было: "Бей жидов, спасай Россию". В Москве и других городах проходили митинги антисемитского общества "Память". Мои коллеги в министерстве финансов Израиля интересовались экономикой СССР. Меня часто спрашивали: "Там земли много? А воды много?". Когда я отвечал, что очень много, то следующий вопрос был: "Так почему же страна не обеспечивает себя продуктами?". Вначале я как-то отвечал на этот вопрос, а потом и сам забыл почему. Очень напряжённым днём в отношениях с СССР было 1 декабря 1989 г. По израильскому радио передали сообщение советской авиакомпании о том, что в Израиль летит советский самолёт с детьми, захваченный террористами. Напряжение в Израиле было огромным. Во-первых, дети. Как нейтрализовать террористов без малейшего риска для детей? Во- вторых, опасались, что самолёт захватили евреи, чтобы вырваться в Израиль. Что с ними делать потом? Почему к нам обратилось не правительство, а авиакомпания? В нашем единственном аэропорту освободили большой участок для приёма самолёта. Туда были стянуты антитеррористические силы, приехал глава правительства Рабин. Террористы согласились говорить только с "самым главным". Рабин подошёл к трапу. Ему предложили миллион долларов за заправку самолёта и возможность лететь дальше в Южную Африку. В это время антитеррористическая группа ворвалась в самолёт и захватила террористов. Тут выяснилось, что никаких детей в самолёте нет, а террористы - это наколотые наркотиками "чемоданы", как их назвал позже Рабин. Израиль выдал террористов СССР, поставив условие, что к ним не будет применена действующая тогда в СССР смертная казнь. Этот инцидент усилил начавшийся ранее процесс нормализации отношений между странами. О произошедшем в СССР в августе 1991 г. путче я узнал, придя на работу в министерство финансов. Многие работники министерства спрашивали меня: "Что будет?". Я отвечал, что если путчисты захватят власть, то огромное количество евреев побежит из страны. В этом случае Израиль должен будет организовывать лагеря беженцев в смежных с СССР странах, а потом вывозить оттуда евреев в Израиль. Интересна реакция израильтян на эти мои прогнозы. Некоторые говорили, что будет так напряжённо и тяжело, что наверняка придёт мессия. Более практичные люди говорили, что тогда в Израиле всерьёз займёмся абсорбцией новых репатриантов, т.к. мы лучше всего умеем решать проблемы в крайних ситуациях. В 1990 и 1991 годах в Израиль приехало более 350 000 новых репатриантов. Многие из них поселились в нашем районе. К тому времени в государственных учреждениях, секторе обслуживания и магазинах всё ещё было очень мало русскоязычных работников. Мы ходили с вновь приехавшими по разным учреждениям, старались объяснять им, как решать житейские проблемы. В Израиле появилось много разных общественных организаций помощи новым репатриантам. Мы старались установить связь между этими организациями и поселившимися в нашем районе новыми репатриантами. Некоторые наши друзья и родственники связывались с нами ещё до приезда, и мы старались заранее подобрать им квартиры на съём. Несмотря на огромное напряжение этих дней и жалобы некоторых репатриантов в духе: "зачем нас сюда привезли", мы чувствовали удовлетворение от того, что можем помочь людям.
В январе 1991 года, на пике большой волны репатриации из СССР, началась война в Персидском Заливе. Армии США и ряда арабских стран освобождали Кувейт, который Ирак оккупировал за несколько месяцев до этого. Ирак обстреливал Израиль ракетами, пытаясь спровоцировать Израиль выступить против него. Это привело бы к выходу арабских стран из коалиции с США и, возможно, переход на сторону Ирака. Израиль в войну не вступил, но ежедневные ракетные обстрелы Израиля продолжались более месяца. В Израиле опасались, что Ирак использует химическое оружие. Всем жителям были выданы противогазы, которые мы должны были всегда носить с собой и надевать, когда объявлялась тревога. В каждой квартире одна комната должна была быть герметизирована, т.е. окна заклеены и завешены, щели под дверью заткнуты тряпками. В эту комнату вся семья собиралась при объявлении тревоги. В эти дни новым репатриантам прямо в аэропорту по прилёте в Израиль выдавали радиоприёмник и противогазы. Было организовано радиовещание на русском. С массовой репатриацией из СССР, а позже из России в Израиль приехали и мои сокурсники по институту и сотрудники по работе. Это позволило нам возобновить старую дружбу. Появились и новые друзья из приехавших из СССР. Отрицательным следствием массовой репатриации лично для меня явился мой плохой иврит. Моя неспособность осваивать новые языки в сочетании с возможностью большую часть времени говорить на русском привели к тому, что после 33 лет в Израиле при разговорах с внуками мне стыдно за мой иврит. В 2006 г. Иерусалимский университет предложил мне прочитать курс лекций об экономике Израиля на факультете востоковедения Московского университета. Я с удовольствием согласился на это предложение и попросил спланировать курс так, чтобы у меня была свободная неделя съездить в Петербург (Ленинград). До подачи заявления на выезд в Израиль я очень часто ездил в командировки в Москву и знал город очень хорошо. Когда я прилетел в Москву в 2006 г., т.е. через 19 лет после отъезда из СССР, у меня не было чувства, что я вернулся на свою бывшую родину, а было чувство, что я турист в иностранном городе, в котором бывал много раз раньше. Мои лекции обычно были по вечерам, а днём я ходил с путеводителем по Москве и посещал музеи. Во время этих прогулок я как-то проходил мимо большого книжного магазина в центре Москвы. На тротуаре перед магазином стояли прилавки, с книгами. На одном из этих прилавков продавалась литература по иудаизму на русском и иврите. На соседнем прилавке продавалась антисемитская литература. На обоих прилавках был большой выбор книг. Поздно вечером после лекций я решил снова пройти мимо этого магазина. Прилавков было намного меньше. На одном из них лежали вместе книги по иудаизму и антисемитские издания. Увидев улыбку на моём лице, продавец стал оправдываться. "Бизнес прежде всего", - сказал он. Потом прилетела Аня, и мы вместе провели неделю в Петербурге. Мы гуляли по городу, вспоминали места, связанные с разными событиями нашей жизни, встречались с друзьями, пытались зайти в наши школы, но нас туда не пустили. Поездка была очень эмоциональной, как будто мы заглянули в прошлое, но уже глазами туристов. Смена места работы. С течением лет я чувствовал всё острее двусмысленность своего положения в министерстве финансов. С одной стороны - руководитель одновременно нескольких проектов, а с другой - сторонний работник какой-то фиктивной компании, созданной с единственной целью - оформление работников для вычислительного отдела . Я полностью зависел от настроения начальника отдела. Большую часть времени он относился ко мне очень хорошо и хвалил при любой возможности. Когда же ему казалось, что я чувствую себя слишком уверенно, он демонстративно подчёркивал мою бесправность. Профессионально работа в министерстве финансов становилась для меня всё менее интересной. В 1995 г., после шести лет работы, я решил попробовать найти новое место работы, где я был бы полноправным работником и у меня были бы интересные профессиональные перспективы. Я рассказал о своих планах одному из ведущих работников министерства, с которым у меня были близкие производственные и очень хорошие личные отношения. Он сказал, что как раз в это время исследовательский отдел Банка Израиля ищет специалиста для информационного и математического обеспечения проводимых исследований. Содержание и условия работы, которые мне предложили в Банке Израиля, мне очень понравились. Руководство исследовательского отдела банка установило для меня испытательный срок три месяца. Они предложили мне на этот срок не увольняться с прежней работы, а использовать отпускные дни для работы у них в свободном режиме. Начальник моего отдела в министерстве вначале согласился, что моё положение не соответствует выполняемой мною работе, и обещал перевести меня в штат министерства. Это не только улучшало условия моей работы, но и открывало новые профессиональные перспективы. Через несколько дней он вдруг сказал, что никаких изменений не будет. Позже я узнал, что он обратился в вычислительный отдел Банка Израиля, где ему сказали, что никакого Лифшица они в свой отдел на работу принимать не собираются. Возможность моего перехода в исследовательский отдел он не допускал. В банке я начал работать 1 марта 1996 г. Здесь всё для меня было новым и незнакомым. Работа мне нравилась, она требовала постоянного расширения и углубления моих профессиональных знаний. Мне было интересно общаться с другими работниками отдела. Я старался не только обеспечивать экономистов, с которыми я работал, алгоритмами и вычислениями, требуемыми для их исследований, но и строить базы данных, позволяющие быстро реагировать на изменения требований, естественные для исследовательских работ. Укореняюсь в банке В конце первого года моей работы в Банке из него ушли руководители исследовательского отдела, которые принимали меня на работу. Новый исполняющий обязанности начальника отдела сказал, что вычислительный отдел банка возражает против разработки моделей и программ внутри исследовательского отдела, и поэтому он не может перевести меня на статус постоянного работника. Без этого статуса человек может работать в банке не более трёх лет. Целый год я безрезультатно искал новую работу. Это был очень тяжёлый год . Найти более или менее подходящую работу в 56 лет было очень трудно. Я ругал себя за безответственный уход из министерства финансов, где у меня была гарантированная работа. После года поисков я получил почти одновременно два предложения. Одно в компьютерном отделе коммерческого банка Леуми, второе - администратором базы данных международной преступности в штабе полиции. За год моих поисков руководство отдела в Банке Израиля опять сменилось. Я обратился к ним и сказал, что мне нравится работать в банке, но я не могу упускать полученные предложения работы, и вынужден уволиться до предельно дозволенного мне срока. Получить статус постоянного работника я уже не мог, т.к. до пенсионного возраста мне оставалось менее десяти лет. Через две недели зам. начальника отдела сообщила, что руководство отдела и банка хотят, чтобы я остался работать. Мне предложили специальный договор, который давал все права работника банка на время работы, но никаких прав, кроме накопительной пенсии, после достижения пенсионного возраста. Я с радостью принял это предложение. В 2004 г. был принят закон о постепенном увеличении возраста пенсии в Израиле. Если бы этот закон действовал в 1997 г., когда было принято решение оставить меня в Банке Израиля, то срок до моего пенсионного возраста был бы более 10 лет. В этом случае я мог бы получить статус постоянного работника. Я обратился к руководству банка с просьбой рассмотреть возможность изменить мой статус на постоянного работника банка ретроактивно с 1997 г. Рассмотрение моей просьбы заняло год, т.к. случай был беспрецедентный, и требовалась серьёзная юридическая и финансовая проверка. В конечном итоге, решение было положительным, и я был переведён ретроактивно в статус постоянного работника. Это изменение существенно улучшило мои будущие пенсионные условия. В соответствии с законом о Банке Израиля каждый достигший пенсионного возраста обязан выйти на пенсию. Так сделал и я, но сразу же банк заключил со мной договор о продолжении работы в качестве временного работника. В таком качестве я проработал ещё пять лет.
Жизнь продолжается
В 2013 году я закончил все свои работы в Банке Израиля и перестал работать вообще. Я занимаюсь текущими делами дома, хожу в бассейн, управляю вкладами своих сбережений на бирже, стараюсь расширить свои знания по истории, несколько раз в год мы с Аней ездим за границу. Аня ушла на пенсию, когда ей исполнилась 62 года, и с удовольствием заполнила всё своё свободное время функциями бабушки. У нас восемь внуков, четверо в семье Бори и четверо в семье Маши. Борина семья живёт в Модиин. Вместе с ними живёт мама Бориной жены, которая полностью посвятила себя уходу за внуками и помощи в домашних делах. Там мы бабушка и дедушка, приходящие в гости. Семья Маши живёт в нескольких метрах от нас, и там Аня 100% бабушка, а я стараюсь по мере умения и сил выполнять функции дедушки. Весна-лето
2020 года,
|
|
Главная cтраница |
База данных |
Воспоминания |
Наши интервью |
Узники Сиона |
Из истории еврейского движения |
Что писали о нас газеты |
Кто нам помогал |
Фото- альбом |
Хроника |
Пишите нам |
