Воспоминания


Главная
cтраница
База
данных
Воспоминания Наши
интервью
Узники
Сиона
Из истории
еврейского движения
Что писали о
нас газеты
Кто нам
помогал
Фото-
альбом
Хроника Пишите
нам

Так это было...
Часть 2
Дина Бейлина
Так это было...
Часть 1
Дина Бейлина
Домой!Часть 1
Аарон Шпильберг
Домой!Часть 2
Аарон Шпильберг
Домой!Часть 3
Аарон Шпильберг
Домой!Часть 4
Аарон Шпильберг
К 50-тилетию
начала массового исхода советскх евреев из СССР
Геннадий Гренвин
Непростой отъезд
Валерий Шербаум
Новогоднее
Роальд Зеличёнок
Ханука, Питер,
40 лет назад
Роальд Зеличёнок
Еврей в Зазеркалье. Часть 1
Владимир Лифшиц
Еврей в Зазеркалье. Часть 2
Владимир Лифшиц
Еврей в Зазеркалье. Часть 3
Владимир Лифшиц
Еврей у себя дома. Часть 4
Владимир Лифшиц
Моим
дорогим внукам
Давид Мондрус
В отказе у брежневцев
Алекс Сильницкий
10 лет в отказе
Аарон Мунблит
История
одной провокации
Зинаида Виленская
Воспоминания о Бобе Голубеве
Элик Явор
Серж Лурьи
Детство хасида в
советском Ленинграде
Моше Рохлин
Дорога жизни:
от красного к бело-голубому
Дан Рогинский
Всё, что было не со мной, - помню...
Эммануэль Диамант
Моё еврейство
Лев Утевский
Записки кибуцника. Часть 1
Барух Шилькрот
Записки кибуцника. Часть 2
Барух Шилькрот
Моё еврейское прошлое
Михаэль Бейзер
Миша Эйдельман...воспоминания
Памела Коэн
В память об отце
Марк Александров
Айзик Левитан
Признания сиониста
Арнольда Нейбургера
Голодная демонстрация советских евреев
в Москве в 1971 г. Часть 1
Давид Зильберман
Голодная демонстрация советских евреев
в Москве в 1971 г. Часть 2
Давид Зильберман
Песах отказников
Зинаида Партис
О Якове Сусленском
Рассказы друзей
Пелым. Ч.1
М. и Ц. Койфман
Пелым. Ч.2
М. и Ц. Койфман
Первый день свободы
Михаэль Бейзер
Памяти Иосифа Лернера
Михаэль Маргулис
Памяти Шломо Гефена
Михаэль Маргулис
История одной демонстрации
Михаэль Бейзер
Не свой среди чужих, чужой среди своих
Симон Шнирман
Исход
Бенор и Талла Гурфель
Часть 1
Исход
Бенор и Талла Гурфель
Часть 2
Будни нашего "отказа"
Евгений Клюзнер
Запомним и сохраним!
Римма и Илья Зарайские
О бедном пророке
замолвите слово...
Майя Журавель
Минувшее проходит предо мною…
Часть 1
Наталия Юхнёва
Минувшее проходит предо мною…
Часть 2
Наталия Юхнёва
О Меире Гельфонде
Эфраим Вольф
Мой путь на Родину
Бела Верник
И посох ваш в руке вашей
Часть I
Эрнст Левин
И посох ваш в руке вашей
Часть II
Эрнст Левин
История одной демонстрации
Ари Ротман
Рассказ из ада
Эфраим Абрамович
Еврейский самиздат
в 1960-71 годы
Михаэль Маргулис
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть I
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть II
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть III
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть IV
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть V
Ина Рубина
Приговор
Мордехай Штейн
Перед арестом.
Йосеф Бегун
Почему я стал сионистом.
Часть 1.
Мордехай Штейн
Почему я стал сионистом.
Часть 2.
Мордехай Штейн
Путь домой длиною в 48 лет.
Часть 1.
Григорий Городецкий
Путь домой длиною в 48 лет.
Часть 2.
Григорий Городецкий
Писатель Натан Забара.
Узник Сиона Михаэль Маргулис
Памяти Якова Эйдельмана.
Узник Сиона Михаэль Маргулис
Памяти Фридмана.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Семена Подольского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Меира Каневского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Меира Дразнина.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Азриэля Дейфта.
Рафаэл Залгалер
Памяти Шимона Вайса.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Моисея Бродского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Борьба «отказников» за выезд из СССР.
Далия Генусова
Эскиз записок узника Сиона.Часть 1.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 2.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 3.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 4.
Роальд Зеличенок
Забыть ... нельзя!Часть 1.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 2.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 3.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 4.
Евгений Леин
Стихи отказа.
Юрий Тарнопольский
Виза обыкновенная выездная.
Часть 1.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 2.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 3.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 4.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 5.
Анатолий Альтман
Памяти Э.Усоскина.
Роальд Зеличенок
Как я стал сионистом.
Барух Подольский

ЖИЗНЬ В ОТКАЗЕ

(Воспоминания, часть V)


Ина Рубина.

Цель достигнута

       На следующий день вернулся Виталий. В тюрьме он не брился, и щетина на щеках делает его старше. Мне кажется, он немного похудел, но в целом выглядит неплохо. Весь оставшийся день делимся своими переживаниями.

       Но они не собирались оставлять нас в покое. 10-го июля Виталий получил повестку из райисполкома с предложением явиться по поводу трудоустройства. Опять начинать с ними борьбу как-то не хотелось, и мы решили на время скрыться. Мы воспользовались предложением нашей близкой знакомой и на время поселились у нее.

       В дневниковой записи от 11-го июля Виталий пишет: «Вообще говоря, скрываться противно. Вчера вечером были у Мелика, и он рассказал, что происходит массовый вызов евреев в райкомы. (...) Смысл всей акции неясен. Интересно, что по некоторым сведениям, вся акция имела смысл устрашения. Устрашения кого? Американцев, очевидно. Нас этим безусловно не устрашишь. Может быть, это попытка вынудить у американцев уступки угрозой расправиться с нами?»

       Эта запись требует, повидимому некоторых пояснений. Дело в том, что в это время шли интенсивные переговоры о предоставлении СССР статуса «наибольшего благоприятствования» в торговых отношениях с США. Одним из условий должна была стать свободная эмиграция из СССР. Переговоры эти шли довольно длительное время с переменным успехом. Не буду вдаваться здесь в подробности, замечу только, что в один из «светлых» моментов, когда преследования со стороны КГБ как бы приутихли, мы вернулись домой.

       И вот 4-го сентября в 7 часов утра несколько милиционеров буквально ворвались к нам в квартиру и вытащили Виталия из постели. Ночью он чувствовал себя неважно, повидимому, был приступ стенокардии, и я поставила ему горчичники – весьма распространенный в то время домашний способ, чтобы снять боли в сердце. Они пришли, чтобы доставить его на комиссию райсполкома для принудительного трудоустройства. Они увезли Виталия в наше районное 46-е отделение милиции. Но когда начальник милиции увидел, в каком состоянии находился Виталий, он все же не рискнул взять на себя ответственность и вызвал скорую помощь. Надо отдать должное врачам скорой помощи: по дороге в больницу они по просьбе Виталия заехали к нам домой, сказали мне, чтобы я не беспокоилась (я как раз металась по комнате, не зная, что мне предпринять), сказали, в какую больницу они его доставят, и взяли для него радиоприемник.

       Тогда я немедленно выскочила из дома, захватив вещи, которые ему могут понадобиться, а по дороге в больницу связалась с агентством «Рейтер» и доложила им все подробности. Уже тем же вечером Виталий смог по БиБиСи услышать все эти новости о себе. А на следующий день в газете «Нью-Йорк Таймс» появилась об этом статья.

       Похоже, что даже и гебешники как-то не сразу сориентировались, что Виталий в больнице (что все эти преследования по поводу «тунеядства» производились по их инициативе – в этом нет никакого сомнения, на это намекнул и милиционер, который приходил к нам с повесткой), так что на следующий день я смогла провести туда американского консула, чтобы он навестил Виталия. Правда, после этого в больнице ввели карантин под предлогом «эпидемии гриппа», так что и я больше не могла его навещать. Но сестры звали его к телефону, когда я туда звонила.

       Зато в больницу дозвонились и из Колумбийского университета (Нью-Йорк), который взял шефство над Виталием. Как они узнали телефон – просто загадка. Говорил Кеннет, студент, член организации «Student Struggle for Soviet Jewry». Он рассказал, что в университете была демонстрация в поддержку Виталия, что будет демонстрация перед советским представительством в Нью-Йорке и что она будет транслироваться по национальному телевидению. В университетской газете «Коламбия Спектейтор» была помещена редакционная статья. Профессор де Бари получил письмо Виталия и тоже выразил ему свою поддержку.

       После того, как Виталия выписали из больницы, мы все же решили не рисковать и на время поселились у наших друзей Успенских, в их новой квартире в Матвеевском, новом районе на юго-западе Москвы. Заявления о незаконности всей травли Виталия, подписанные мной, мы направили председателю Президиума Верховного Совета СССР Подгорному, в МВД, Генеральному прокурору СССР и в Комитет народного контроля.

       Несмотря на такой беспокойный образ жизни, Виталию все же удалось закончить работу над предисловием к американскому изданию своей книги. От друзей узнали, что милиционер продолжал приходить к нам домой, так что появляться там Виталию небезопасно. Он пишет по этому поводу в дневнике (запись от 26.9.1974): «Ощущение травимого зверя все еще непривычно. Удивительно противно скрываться».

       Наконец, 14-го октября пришел ответ на нашу жалобу в прокуратуру по поводу незаконного преследования Виталия 4-го сентября: нас вызвали к помощнице прокурора Бауманского района Исаевой. Разговор, как мы и предвидели, пошел не об их беззаконных мерах, а о том, что мы оба не работаем и не занимаемся общественно-полезным трудом. Она обвинила Виталия в том, что он якобы заявил, что не хочет приносить пользу советскому государству.

       Самый забавный момент был, когда в конце разговора я вынула лист бумаги, чтобы записать то, что сказала Исаева в качестве официального ответа на нашу жалобу. Эффект был совершенно неожиданным: Исаева в страхе (!) спросила: «Как, вы хотите записать то, что я сказала?» - «Конечно». – «Но вы не имеете права» - это прозвучало как-то неуверенно. – «Почему? Я имею право», - сказала я. «Вы можете быть свободны», - поспешно заявила Исаева. «Я запишу, и мы пойдем». Я закончила свою запись, и мы вышли, не прощаясь.

       19-го октября было сообщение, что в переговорах с американцами достигнут компромисс. В субботу у синагоги не было ни шпиков, ни милиционеров. Мы вернулись домой.

       К началу 1975 года казалось, что нет никакой надежды на скорый отъезд. Виталий был в довольно мрачном настроении – работать, заниматься любимым делом, писать научные статьи в таком положении ему было очень трудно, хотя он и пытался это делать. Об этом свидетельствуют его дневники, в которых он вел черновые записи своих статей и всю подготовительную работу (выписки из прочитанной научной литературы и т.п.) к ним.

       Какие-то протесты по поводу отказа и контакты с властями продолжались все это время, но никакого успеха не приносили.

       Необходимость предпринять решительные шаги понимали и в Колумбийском университете. И вот Стивен Левин, рабби Шир и студенческая организация «Student Struggle for Soviet Jewry» решили организовать большой митинг в поддержку Виталия. В дневнике, в записи от 12-го марта, Виталий приводит текст подготовленного им обращения к участникам митинга. Вот его краткое содержание. После выражения благодарности всем участникам митинга Виталий пишет:

       «Каждое утро я просыпаюсь с мыслью:”Прошло уже три года, как я заперт здесь; надо что-то предпринять, нельзя больше сидеть сложа руки”. В тысячный раз я перебираю в уме все возможности действия и в тысячный раз прихожу к выводу, что каждый путь испробован, и в конце каждого пути – стена. Я ничем не могу помочь себе. Мне остается только по мере возможности помогать другим выбраться из страны, где господствует насилие и ложь; говорить правду; пытаться работать в своей специальности.

       Но если я не могу помочь себе, вы мне помочь можете. Я знаю, что до сих пор все ваши попытки в этом направлении не дали результатов. И тем не менее, ваша помощь остается нашей единственной надеждой. [...] Генерал из Министерства внутренних дел, говоривший с моей женой летом 1974 года, сказал: “Нам невыгодно сейчас отпускать Рубина”. Вы свободные люди, и у вас есть много возможностей показать советским властям, что еще более невыгодно им будет держать Рубина и дальше взаперти».

       Митинг в Колумбийском университете, который был назван форумом, состоялся 9-го апреля. Сестре Виталия Марусе удалось поехать в Нью-Йорк из Израиля и выступить на этом митинге. Выступали также известный диссидент и правозащитник Павел Литвинов, который в 1974 году уехал в США и к тому времени жил недалеко от Нью-Йорка. Дочь профессора де Бари, Беатрис, побывавшая у нас дома во время своей поездки в СССР в начале года, рассказала о нашем положении. Никакой реакции от советских властей не последовало.

       И тогда президент университета МакГилл решился на поистине драматический шаг: он заявил публично, что отказывается разговаривать с советскими учеными и принимать их в университете до тех пор, пока советские власти не позволят Виталию Рубину выехать из СССР. МакГилл уже и раньше отказался принять две советских делегации, приезжавшие в Гарвард в начале года, а теперь он заявил, что постарается убедить своих коллег воздерживаться от любых контактов с советскими учеными. Для американского ученого, президента университета, это был необычный поступок.

       Сообщение об этом было передано 24-го апреля по «Голосу Америки». Колумбия обратилась ко всем университетам последовать их примеру. Узнав об этом, Виталий послал благодарственную телеграмму МакГиллу и де Бари, в которой среди прочего были следующие слова: «Ваш поступок создает важный прецедент в борьбе за человеческое достоинство и свободу».

       21-го сентября, на Суккот, мы собрались в лесу недалеко от станции метро «Калужская» (не знаю, было ли это то самое место, которе потом назвали «Овражки»). В письме к Марусе, написанном вечером того же дня, Виталий подробно рассказал, как все это происходило. У станции метро мы встретили Слепаков, а потом к нам присоединились канадские туристы-евреи. В праздновании должны были также участвовать израильские спортсмены, которые приехали на первенство мира по тяжелой атлетике. Погода стояла прекрасная, настоящая «золотая осень». Когда мы подошли к поляне в березовом лесу, там уже было довольно много народа (всего собралось человек около ста). Все стали раскладывать привезенные с собой припасы для пикника. Через некоторое время появились и израильтяне в синих куртках. Трое из них оказались из России, а один приехал в Израиль из Баку всего лишь три месяца тому назад.

       После закуски начался концерт: несколько молодых ребят под аккомпанемент гитары, флейты и скрипки стали петь песни на иврите. Остальные подтягивали. Все было спокойно, хотя в некотором отдалении были видны кагебешные машины. В какой-то момент кто-то поднял небольшой израильский флаг – и вот это агенты КГБ уже не выдержали. Из лесу стали появляться группы гебешников, а на дороге появился милицейский джип и за ним еще два. Из джипов вылезли несколько милиционеров и направились к нам. Мы же в это время, я сказала бы как-то стихийно, без чьей-либо команды, взялись за руки, образовали несколько кругов вокруг израильского спортсмена, стоявшего в центре и державшего флаг, и стали танцевать хору. Милиционеры в какой-то нерешительности остановились примерно в метре от хоровода. Тогда перед ними появилась вторая цепь хоровода, которая двигалась в противоположную сторону. Однако вскоре милиционерам удалось оттеснить нас. Израильский спортсмен, державший флаг, оказался среди них и объяснил им на иврите и по-русски, что он израильтянин, участник спортивных соревнований, и имеет право держать свой флаг.

       Дальше из письма Виталия «Я оказался в группе, столпившейся около спортсмена и с удивлением заметил, что среди милиционеров стоит какой-то тип в черном костюме с омерзительной рожей. Он был там не случайно: они специально привели его, чтобы спровоцировать драку. Она вскоре и началась. Подонок рванулся к флагу и попытался отнять его. Но безуспешно. Завязалась свалка, в которой наши ребята проявили себя прекрасно. (...) В свалке милицейскому майору раскровянили нос (никто не знает точно, кто и когда), и вся банда бесславно удалилась.

       Мы после этого еще спели несколько песен, затем «А-тикву» (ее пели с особым чувством) и стали собираться обратно. Канадцы были потрясены тем, что они увидели; две женщины от волнения рыдали, а муж одной из них сказал, что в жизни ничего подобного не испытывал».

       Теперь добавлю немного от себя. Думаю, что «мерзкий тип», которого я не помню, не был специально приведен милицией. Я думаю, что это был один из гебешников, возможно из начальства, который действовал либо по собственной инициативе, либо согласно полученным им инструкциям. Я оказалась в другой группе, чем Виталий, и получилось так, что в какой-то момент я с удивлением, как бы глядя на себя со стороны, поняла, что около меня на земле лицом вниз лежит милицейский чин, а я, также как и некоторые другие, с упоением колочу его по спине. Так что нос он раскровянил, по всей вероятности, при падении. Естественно, все это продолжалось, повидимому, всего какую-то долю минуты, но эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. А когда мы, после торжественного пения «А-тиквы», с чувством одержанной победы группами двигались к автобусу, гебешники хотя и шли за нами, но на сравнительно далеком расстоянии. Побитый же майор влез в джип, и вся милиция сразу же удалилась, не дожидаясь конца. Думаю, что после этого я никогда более не пела «А-тикву» с таким глубоким волнением и торжеством.

       Между тем студенты Колумбийского университета 28-го октября организовали большой митинг, на который собралось несколько сот человек. Они назвали это собрание “teach-in”. Каждый из выступавших рассматривал какой-нибудь аспект нашего положения в отказе. Среди выступавших были профессора университета Луи Хенкин, специалист по праву, и синолог Стивен Левин, только что закончивший перевод книги Виталия на английский, а также известный советолог Збигнев Бжезинский, в 1976-1981 годах возглавивший Национальный Совет по Безопасности США. На митинге было зачитано и послание Виталия, которое ему удалось передать через друзей в Лондоне.

       16-го февраля 1976 года, перед открытием ХХV съезда КПСС, отказники решили организовать массовый поход в ЦК. Ожидали при этом ареста – в наилучшем случае на пятнадцать суток, что уже проделывалось неоднократно. Вот что пишет Виталий в дневнике (запись от 17-го февраля): «Они сыграли в другую игру, и нас принял Альберт Иванов, цветущий улыбками. Повидимому, решили, что наше задержание было бы им еще менее выгодно, чем разговор с нами».

       Альберт Иванов был в то время заведующим «Еврейским отделом» ЦК КПСС. Около здания ЦК в то утро собралось около cта человек, в большинстве – отказников. Я пошла вместе с Виталием. В делегацию, которую принял Иванов, входили, насколько мне помнится, Натан Щаранский, Саша Лунц, Марк Азбель, Виталий и кто-то еще (всего человек 7). Иванов заявил, что никаких изменений в советской эмиграционной политике не намечается и законодательного регулирования вопросов эмиграции не предвидится. Советские власти при решении проблем эмиграции исходили и будут исходить только из интересов государства. Отсюда следует, что ни о какой защите прав личности в этом вопросе не может быть и речи. Ну что ж, весьма откровенное признание! Когда Виталий в процессе разговора спросил Иванова, считает ли он нормальным, что тысячи человек живут без всяких прав, не имея понятия о том, что произойдет с ними в ближайшие дни, он ответил, что, согласно их статистике, это совсем не тысячи, а незначительное меньшинство, и права этих людей сохраняются (что абсолютно противоречило его предыдущему заявлению). В конце беседы Виталий поблагодарил Иванова за то, что он уделил им более двух часов, но сказал, что, к сожалению, они убедились в том, что при рассмотрении эмиграционных дел права человека полностью игнорируются.

       Мы же, оставшиеся в приемной ЦК, в течение этих двух часов томились в неизвестности, и велика была наша радость, когда мы увидели наших посланцев, живыми и невредимыми вернувшимися в приемную.

       В тот же день Виталий написал письмо Марусе, где он излагал содержание беседы с Ивановым. Вот несколько отрывков из этого письма:

       «Самый лучший момент был, когда Иванов сказал, что если бы подача документов на выезд в Израиль избавляла от военной службы, то все бы подали на выезд. Азбель возразил ему: “Неужели только ради того, чтобы не служить в армии, все бы с такой легкостью отказались от родины?” Ради подобных саморазоблачений и стоило вести разговор».

       О проблемах, вызываемых отказом родственников, а также бывших жен/мужей дать требуемое ОBиРом разрешение на отъезд, Иванов сказал, что «бывают случаи, что родственники не дают разрешения из чистой пакостности (его термин), “и с этим мы тоже не можем не считаться!” »

       Вот как Виталий резюмирует результаты встречи: «Трудно сказать, что здесь более важно: то ли, что они нас приняли, или то, что нам было сказано. [...] Но надо сказать, что даже если они решили делать какие-то уступки (что совсем не исключено), то нам бы об этом они ни в коем случае не сообщили, и в этом смысле в сказанном Ивановым не было элемента нового, а то, что они нас приняли, было действительно ново».

       В связи с 30-м Международным конгрессом востоковедов, который должен был состояться в августе 1976 года в Мехико-сити, ученые-востоковеды из разных стран мира усилили давление на советские власти, требуя разрешения на участие в конгрессе Виталия Рубина. Издательство Колумбийского университета назначило на август, к открытию конгресса, выход в свет книги Виталия в английском переводе. Позже мы узнали, что ученый секретарь оргкомитета Конгресса Грациэлла делла Льяма написала очень резкое письмо Гафурову, в котором она предупреждала, что, если Рубину не дадут разрешения на отъезд, Гафурова ждет на Конгрессе еще больший скандал, чем в Париже. Кто знает, может быть, это письмо сыграло решающую роль?

       Во всяком случае ясно, что международная поддержка ученых была решающим фактором. Думаю, именно это уберегло Виталия от ареста и, в конечном счете, привело к нашему освобождению. Вот что пишет об этом Виталий в дневнике 29-го июля 1976 года. Эта запись сделана им в самолете, на котором мы летели (уже из Израиля) на Конгресс востоковедов в Мехико-Сити.

       «История началась четыре года назад: я получил отказ. Всю историю этих четырех лет можно рассматривать с разных точек зрения. Я хотел бы остановиться на одном ее аспекте: борьбе моих коллег за мое освобождение.

       Я думаю, что эта история делает честь моим коллегам. И это очень необычная история в том смысле, что научный мир, что вполне естественно, состоит из людей, занимающихся своим делом. И их не так-то легко сдвинуть с этого места и заставить заняться делом, им совершенно несвойственным и непривычным: освобождением своего коллеги, живущего в другой стране, человека, которого они ни разу не видели и обстоятельства жизни которого им неизвестны. Я представляю себе, что вся моя история должна была вызвать на Западе недоверие. Она настолько странна, что естественной реакцией западного человека, услышавшего о ней, должно быть: «Что-то здесь не так».

       Я думаю, что пример этой кампании очень важен и для самоуважения ученых. Тоталитарные правители привыкли пренебрегать учеными, и, к сожалению, слишком часто они оказываются правы. Корыстные мотивы, желание пользоваться гостеприимством советских властей или боязнь восстановить их против себя – все это слишком часто сводит на нет усилия благородных людей. В результате брутальный цинизм советских властей часто оказывается оправданным».

       Добавлю от себя. На первый взгляд может показаться, что эта запись относится к прошлому. Уже нет советской власти, и люди склонны быстро забывать о том, что прошло. Но, по существу (увы!), мало что меняется в мире. Цинизм процветает. И очень часто мы видим, как, казалось бы, уважаемые политики (и ученые тоже!), забыв о совести, угодливо пресмыкаются перед всесильными правителями тоталитарных режимов, либо из корыстных побуждений, либо просто из боязни.

       12 мая 1976 года по инициативе известных правозащитников Андрея Амальрика и физика Юрия Орлова была создана Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР, так называемой «третьей корзины», т.е. части, касающейся прав человека. Хельсинкские соглашения – заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе - были подписаны в августе 1975 года тридцатью тремя европейскими странами, а также Советским Союзом, США и Канадой. Подписывая это соглашение, руководители СССР стремились обеспечить свое доминирование над странами Восточной Европы и, повидимому, совершенно не подумали о том, что одновременно они подписывают и обязательства по соблюдению прав человека. В состав Хельсинкской группы среди других вошли известные правозащитники Люда Алексеева, Елена Боннер, Александр Гинзбург, Петр Григоренко, а от еврейского движения - Натан Щаранский и Виталий Рубин. Эта группа ставила своей задачей принимать от граждан СССР информацию о нарушениях гуманитарных статей Хельсинкских соглашений и доводить их до сведения общественности и правительств государств, подписавших Заключительный акт.

       Но Виталий смог принять участие лишь в самых первых акциях Хельсинкской группы: для нас наступил «Великий День» - 29-го мая мы получили открытку с предложением срочно позвонить в ОВиР инспектору Сивец. Это было в субботу вечером. Виталий записывает в дневнике: «Вечером получил открытку – срочно позвонить Сивец. Что сие означает? Если бы не “срочно”, сомнения не было бы – очередной отказ. В понедельник выяснится». И следующая запись, 1-го июня 1976: «Открытка была не зря. Кажется, приближается Великий день: они попросили у меня привезти документы и фотографии. Судя по всему, это разрешение, хотя они этого и не сказали. Начинается, очевидно, новая жизнь, но я этого еще не чувствую».

       Визу мы получили только 4-го июня, а выехать из СССР мы должны были не позже 17-го. 18 июня 1976 года мы вышли из самолета в аэропорту Бен-Гурион.

       Хочу здесь сказать огромное спасибо всем нашим друзьям, помогавшим нам и в нашей «отказной» жизни, и в эти напряженные дни последних сборов. Они паковали вещи, покупали что-то необходимое, о чем вспоминалось в последний момент, ходили со мной в разные конторы. Друзья, готовые помочь, всегда были рядом в тяжелую минуту. Друзья, дорогие наши друзья! Без вас мы бы, наверное, не смогли выдержать этих лет, казавшихся нам тогда такими долгими. Очень прошу меня простить всех тех, кого «обошла вниманием» в этих моих воспоминаниях.

       P.S. Уже закончив данную подборку, я прочитала на этом сайте воспоминания Жени Леина, которые произвели на меня очень сильное впечатление. Я поняла, что в 80-е годы советские власти сильно ужесточили преследования евреев-отказников. Так что всё то, что творили с нами, кажется просто «детской игрой». При всех изменениях, произошедших за эти годы в бывшем СССР, можно только повторить: какое это счастье, что мы здесь, а не там!

<== Часть IV
Главная
cтраница
База
данных
Воспоминания Наши
интервью
Узники
Сиона
Из истории
еврейского движения
Что писали о
нас газеты
Кто нам
помогал
Фото-
альбом
Хроника Пишите
нам